Александр Потемкин

Основная коллизия «Изгоя» – между фундаментальным выбором мира сего, нацеленного на всяческое материально-чувственное ублажение человека на время его живота, и центральным героем, «ярчайшей звездой, финансовым гением, историком и философом» этого мира, причем его «высшего света»4, достигшим вершин успеха в бизнесе, в изысканном культивировании своей личности, в стиле жизни и поведения (миллиардное состояние, увлекательно-успешная игра на бирже, утонченные наслаждения, обладание всем желаемым...) и впавшим к началу действия в odium vitae, пресыщение, мировую скорбь. Именно он, Андрэ Иверов, внук богатого русского эмигранта и итальянской аристократки, французский подданный, решивший «полностью изменить себя, перевернуть все с ног на голову» (с. 135), становится как самым тонким и беспощадным аналитиком основ потребительского общества, так и провозвестником новых ценностей и бытийственных путей.

К чести наших писателей-классиков их великое служение оте- чественной культуре не помешало им, а скорей обязало в емких концептах, художественных или публицистических, запечатлеть и те ментальные свойства российского государства и миллионов его подданных, которые отнюдь не способствовали процвета- нию ни его самого, ни мирящегося с ними народа. А в их числе ведь не только пушкинское «Чёрт догадал меня родиться в Рос- сии с душой и талантом» и некрасовское «Ты и убогая, ты и обильная, Ты и могучая, ты и бессильная, матушка Русь». Тут и «страна рабов, страна господ» (М. Лермонтов), страна «канцеля- рий и казарм» (Ф. Тютчев), и «жалкая нация», где все либо рабы (Н. Чернышевский), либо «головотяпы» (М. Салтыков-Ще- дрин), неважно, принадлежат ли они к властвующим «градона- чальникам», «помпадурам и помпадуршам» или к миллионам бесправных обывателей. Здесь же и навеянные зрелищем общего «патриархального варварства, воровства и беззакония» слова Л.Н. Толстого («В России скверно, скверно, скверно») из его письма 1857 г. к А.А. Толстой. И наконец, жуткое блоковское сравнение той самой Руси, что порою «и во сне необычайна», с огромной Хавроньей, тупо пожирающей собственных отпры- сков…

На титульном листе пьесы Александра Потемкина «Игрок» категорически утверждается, что она не имеет ничего общего с романом Достоевского. Так и есть. Но эта пьеса тоже самым тесным образом связана с игрой. Более того, все ее герои поглощены игрой, одержимы ею. И автора чрезвычайно беспокоят недуги, которыми поражена та часть света, где идет действие. Именно «идет» – ведь все события происходят в поезде, экспрессе «Ростов – Москва». Правда, потом направление то и дело меняется, все запутывается, и воцаряется хаос, срежиссированный кем-то незримым ради наживы. Подобный разброд – один из характерных признаков фантасмагории, каковой жанр и обозначен в подзаголовке пьесы. Впрочем, это все-таки не первостепенно, поскольку автора, вслед за Достоевским, интересует кризис природы человека, помешанного на игре, порабощенного всепоглощающей страстью азарта. Вот в чем проблема. Мир превратился в игру. Кто-то играет в казино, кто-то – с огнем, кто-то – мускулами, но, в отличие от обычной, в этой фантасмагории люди играют в жизнь – своими и чужими судьбами, на деньги и ради денег, да и просто ради азарта. Но затем азарт их затягивает настолько, что они уже не замечают, как злой рок играет с их жизнью, ставшей фантасмагорией. Весь мир превратился в игровую арену.