Александр Потемкин

Александр Потемкин написал самый пессимистичный свой роман. В его названии прямо и наотмашь обозначена главная мысль автора, с которой чрезвычайно трудно согласиться, несмотря на то, что в ней есть некоторая часть правды. Правда это, собственно, навязчиво лезет в глаза: человеческое, слишком человеческое, которого в предыдущие культурные эпохи казалось слишком много, сегодня, напротив, стало ощущаться как некий дефицит. Презренный гуманизм (в его классическом содержании) все более заменяется брутальным и низменным, тотально разрушающим прежние, сдерживающие скрепы. Роман Потемкина странный – между теми событиями, что происходят в сознании героев, и теми, что являются реальными, очень часто трудно уловить разделительную черту. Все перетекает из одного в другое, превращаясь в «химеры разума». Роман Потемкина очень длинный – автор совершенно не заботится о читателе, как это принято сегодня на рынке литературы (многие страницы он отдает внутренним монологам героев, пространным диалогам, постоянно возвращается к одним и тем же мыслям, не беспокоится о сюжете и фабуле – они вряд ли могут увлечь в силу своей размытости). К тому же достаточно модернистки выглядит его главный прием: раздвоение главного героя Семена Семеновича Химушкина, простого московского мещанина, сдающего внаем комнаты молодым девушкам, шпионящего за ними, но не чуждого и усиленных рефлексий поповоду себя самого и мира вообще. Любимым занятием Химушкина является регулярно устраиваемые «скандалы внутри себя» (они прописаны автором не без юмора и желчи, но сам прием, постоянно повторяющийся, все-таки тяжеловесен). Итак, господин Химушкин, шестидесяти лет, «с невыразительной внешностью, больным воображением, тощим карманом и худым здоровьем», иногда превращается в господина Гусятникова Ивана Степановича (богача, красавца и мецената). Собственно эти два персонажа и определяют движение романа, где «двигаются» они не по законам жанра, а в пространстве неких психо-физических состояних, в бесконечных экспериментах и колебаниях между радостью и ненавистью, любовью и отрицанием.

Возможно ли в наши дни новое плодотворное развитие традиций Достоевского и новый виток сюжета о маленьком человеке? Какие результаты может принести деятельная позиция интеллектуального аутсайдера перед лицом равнодушного мира? Какие препятствия встают перед человеком, решившим разработать свой проект по спасению человечества – и есть ли смерть «вселенское ничто» или она всего лишь переход в потусторонний мир? Имеет ли смысл бороться за свою идею, когда весь мир, кажется, против твоей разработанной и логически выстроенной «утопии»? Новый роман Александра Потёмкина отвечает на все эти вопросы, но неоднозначным образом, предоставляя читателю возможность самому задуматься над ответами и увидеть поступки «маленького человека» во всей их противоречивости. Перед нами – очень необычный роман, сочетающий черты детективной и политической прозы, психологического и религиозного романа, философии и социальной сатиры, фэнтези и увлекательного триллера. Роман о противопоставлении «напряжённого сознания и недремлющего интеллекта» беспорядку чувств и хаосу эмоциональных проявлений, о гениальности и помешательстве, возможности цивилизационных рывков, совершаемых «безумством храбрых», затрагивает целый ряд вопросов – актуальных для политической ситуации 2010-х годов и вечных для русской классики, удивительным образом аккумулируя в себе злободневность и вневременность.

Роман «Я» Александра Потемкина стоит читать не потому,что он «экспериментален», или, напротив, традиционен. Он скорее представляет собой своеобразный культурный котел, в котором плавятся смыслы старые, отшлифованные культурной пониманий, трактовок и интерпретаций и смыслы новейшие - для писателя часто сомнительные и худосочные.
Завершая свой роман обширной сценой суда над героем, Александр Потемкин словно решительно отодвигает от своего героя обывательские толки о качестве его сознания («слабоумый», «параноик» и т.д.). Он настаивает на «ииаковости» Василия Караманова. Впрочем, стоит лишь поменять в его фамилии букву «и» на «з», как явно обозначится очевидный посыл к Карамазовым Достоевского.